Я. В. Чеснов
Время Обнинска (Люди и ландшафты города)
1. Природа и человеческий потенциал
Без города Обнинска невозможно представить инновационную систему России.[1] А без чего нельзя представить город Обнинск? Как и любой город: во-первых, без его людей и, во-вторых, без его социоприродного ландшафта. Взаимодействию этих двух важнейших обстоятельств посвящено данное исследование.
Обнинск был создан усилиями огромной страны и ее лучшими талантами. Не преувеличивая можно сказать, что полвека назад он стал воплощением мечты, конечно, не «Города солнца» Кампанеллы, не «Утопией» Томаса Мора, но все же... Судьбе было угодно, чтобы именно здесь еще до революции была создана знаменитая школа для детей «Бодрая жизнь» под руководством отечественного классика педагогики С.Т. Шацкого, воспитывавшего людей будущего. В годы войны на территории еще не родившегося города располагался штаб Западного фронта, которым командовали Г. К. Жуков, И. С. Конев, В. Д. Соколовский. После войны здесь был сосредоточен научный интеллект страны, представленный созвездием имен физиков-ядерщиков, а позже к ним добавилось имя генетика Н. В. Тимофеева-Ресовским. Заметим, что вторая фамилия появилась у его отца, строителя железной дороги, от названия речки, протекающей среди калужских лесов и полей. Своей землей и людьми Обнинск неотделим от Калужской области и ее истории, связанной с великим стоянием на Угре в 1480 г., с жизнью протопопа Аввакума, с Оптиной пустынью, с концом наполеоновского нашествия. Если учесть, что в первых лабораторных центрах будущего города трудились немцы-специалисты, а до них в интернате жили дети из Испании, вывезенные оттуда во время гражданской войны 1937 г., то можно почувствовать, какой узел мировой истории представляет собой Обнинск.
История стянулась к Обнинску. Капитал исторического времени города сюда устремлялся центростремительно. Отсюда вместе с наукоемкой продукцией время уходит обратно в большой мир, в будущее. Точно также пространство. Его территория – часть пространства СССР, России, Калужской области. Но социоприродные ландшафты Обнинска порождены не только такой центростремительностью. Как гражданское пространство эти ландшафты на протяжении жизни человека начиная с детства расширяются центробежно. Развиваясь, человек расширяет радиус им обжитых ландшафтов. Он и его капитал. У всякого города для этого свои возможности. Наша задача показать, как движутся центростремительно и центробежно потоки пространств Обнинска, становясь ландшафтным капиталом в банке-хранилище человеческого потенциала.
Понятие человеческого потенциала при всей его относительной новизне следует считать основным для антропологической науки. И вот почему. В учетно-бюрократическом ООНовском смысле это параметр развития населения страны (его называют еще индексом человеческого развития), подсчтитываемый как совокупный индекс валового национального продукта на душу населения, уровня образования и продолжительности жизни.[2] В отечественной науке наметилась тенденция видеть в этом понятии связь между философским уровнем представлений о сущности и предназначении человека с научными разработками перспектив развития человека[3]. Человеческий потенциал предстает в виде содержательной категории с широким спектром эвристических возможностей, ориентированных на будущее. Это вовсе не какой-то дополнительный и модный компонент гуманитарного знания.
В работах, посвященных человеческому потенциалу, внутри этой общей проблемы выделяют проблему ориентации культуры на идеальный образ человека. Для мировых религий таким актуализованным образом является образ «совершенного человека».[4] Этот образ то в скрытом виде, то более явственно ориентировал развитие человеческой цивилизации. Он формировал ведущие этические системы. Они закрепили то, что было основой всей общественной жизни – достоинство человека, которое является таковым у народов с самыми разными способами существования. Хочется вспомнить образ гольда Дерсу Узала, так запавший в наши души после описаний странствий В. К. Арсеньевым и талантливого кино, образы аборигенов Сибири в творчестве В. Астафьева. Через такие образы древние культуры участвуют в создании нашего собственного человеческого потенциала. Антропология дает возможность понять, как религиозными и традиционными этическими системами был наработан фонд, благодаря которому современные информационные общества стали формулировать понятие человеческого капитала (ресурсов) продвигаясь к главной цели – человеческому потенциалу.[5]
Несомненно, что описание человека через понятие капитала возможно для рыночных условий. Но это понятие способствует пониманию общей проблемы человеческого потенциала. С учетом того, что весь человек не определяется рынком, я бы хотел видеть в человеческом потенциале философско-антропологическую категорию, отражающую родовую, природную суть человека. Она шире его рационально-знаниевых способностей. Но человеческий капитал, будучи природным, витальным фондом способностей, может быть рационально описан как мотивация деятельности и стать тем самым человеческим потенциалом.
Такая мотивация включает, например, представления о родине.[6] И уж конечно отношения к предкам, обычаи, обряды и нормы поведения. Все это та природа человека, которая в старину называлась нравом. Говорилось «что ни город, то норов». Нрав характеризует этнос, локальное сообщество или город и округу. В этой позиции природа не противостоит ни культуре, ни человеку, она к нему ближе, чем экологическая среда. Природа дом бытия. Именно эта идея лежит в основании теории ноосферы. Ландшафт - не освоенная человеком природа, а кусочек ноосферы, хранящий потенциал возможных человеческих развитий.
На чем был основан интерес древних греков к рассказам о чужих странах? К реальным народам и фантастическим амазонкам, к по-военному точному «Анабасису» полководца Ксенофонта, прошедшего с отрядом Малую Азию и Кавказ? Именно на потребности овладеть знанием о человеческом потенциале. Геродот не только отец истории, как учил нас Цицерон, но и отец антропологии. Он посетил многие народы за пределами своей меленькой Греции. У варваров он увидел много хорошего, а египтян оценил намного выше самих греков. Разгадка удивительной позиции благородного грека сокрыта в том, что греки оказались максимально восприимчивыми к природе человека как такового, говоря нашим языком, к человеческому потенциалу.
2. Люди Обнинска
Пушкин в своей «Истории села Горюхина» пишет, «что язык горюхинский есть решительно отрасль славянского…». За иронией здесь скрыта та большая правда, согласно которой язык не только выполняет свою роль коммуникативного средства, но несет изолирующую и тем самым сплачивающую корпоративную функцию. Тоже самое можно сказать об обнинском языке.
Чувство языка у горожан отменное. Что «Шанхай» - это торговая Аксеновская площадь, всякому понятно сразу. А вот «Столбы»? Это ресторан «Обнинск», украшенный шестью непонятно почему выступившим вперед массивными колоннами коринфского ордена. «Юбка»? А это другой старинный ресторан «Юбилейный». В этих названиях мощное мужское начало уравновешено смягчающим женским. Есть предание, согласно которому к этим двум первым ресторанам в дни получки у подводников приходили дамы, которые легко определяли свои жертвы по черным ботинкам при общевойсковой форме, в которую моряки были замаскированы. Почему вот магазин назван «Айсбергом»? Да потому, что он расположен на одной линии с магазином «Титаником».
Человек, только что приехавший в город, конечно, не поймет, что такое «Горбун» (магазин) или «Брестская крепость» (дом). Это тайный городской язык. Владение им говорит о принадлежности к городскому сообществу. С другой стороны, такой жаргон – показатель наличия самого этого сообщества.
Теперь представим обитателей Обнинска с точки зрения их наименования. Город был назван по железнодорожной станции «Обнинское», землю для которой бесплатно предоставил помещик Виктор Петрович Обнинский (ударение надо делать на первом и) – дорога из Москвы на Калугу прокладывалась по его владениям.
В самые первые годы после Великой отечественной войны на территории будущего города разместили центр подготовки подводников и исследовательский институт по ядерной тематике. Молва приписывает Н. С. Хрущеву такой эпизод. Якобы самолетом из Москвы везли туда специалистов. Чтобы у них сложилось впечатление, что они далеко от Москвы, самолет долго кружил перед посадкой и специалисты подумали, что они в Сибири. Сообщили Хрущеву, что в Обнинское прибыли. Но и он долго думал, что место это где-то на Оби. Как бы то ни было, первые первой атомной электростанции в 1954 г. Обнинск стал городом в 1956 г. Но основные научные центры продолжали именоваться «почтовыми ящиками». Первыми строителями города были заключенные. Их возили на работы в бортовых грузовиках. А чтобы никто не смог выскочить по пути, на всех набрасывали огромную сеть. Кто любовался римским Колизеем, где львы раздирали первых христиан, смог обособить свое эстетическое чувство благодаря забвению. Порой придется это делать и нам.
Современные страсти тревожат ситуацию, связанную с Виктором Петровичем Обнинским.[7] В молодости он, оставив военную карьеру, участвовал в спасении от голода 1891-1892 гг. крестьян Пензенской губ. Затем он стал активным земским деятелем в своем родном Боровском уезде, где теперь расположен Обнинск, и в других уездах Калужской губернии. В 1906 г. избрали депутатом Государственной Думы, где представлял партию кадетов. Его взгляды всегда были либерально - антимонархистскими. Они отразились в анонимно изданной в 1912 г. книге «Последний самодержец». В 1916 г. он покончил с собой. Он оставил заметный след в земской работе. Имел очень уважительные отношения с крестьянами деревень, расположенных вокруг его усадьбы в Белкино.
Совершенно отрицательная оценка В. П. Обнинского дана А. Ульяновым.[8] Автор ставит в вину Обнинскому принадлежность к масонской ложе «Возрождение», к партии кадетов и упомянутую выше позицию по отношению к самодержавию. Очевидно, в связи с такой стороной личности В. П. Обнинского у некоторых жителей города существует мнение против его названия.
Мы видим, что неформальный городской язык, рассмотренный выше, тоньше отражает наличие городского сообщества, чем официальное название города. Кстати, есть еще совершенно карнавально-доверительное мужское наименование, где первую букву произносят как «Е» с двумя точками. О юморе нам придется говорить еще не раз.
Теперь обратимся к самоназваниям самих горожан. Естественное образование от названия города «обнинцы» иногда перебивается словом с украинским суффиксом «чан» - «обнинчане». Почему? Может быть, потому что «обнинец» еще произносят, но «обнинка» я что-то не слышал. Бытует в качества самоназвание прилагательное «обнинские» (конечно, с ударением на о). То, что норма не установилась, обязано молодости города. Интереснее карновально иронические самоназвания. К их числу отнесем «обнищане», передающее положение города в 1990-е годы, когда город с вершин советского благополучия и привилегированности попал в тяжелые времена. Другое подобное, но еще более злое название «обнюки». В нем намек на индюшачье высокомерие и на кое-что еще. Владимир Алексеевич Иванов, потрясающий знаток природы и истории Обнинска, использует это названия, описывая разговор двух не очень продвинутых горожан по поводу дачи известной меценатки М. К. Морозовой (хутор Турлики, купленный у В.П. Обнинского), путающих ее с Саввой Морозовым и еще с кем-то. Портреты ее и членов ее семьи выполнены прославленным В. А. Серовым.[9]
Теперь обратимся к антропологическому портрету типичного обнинца. По-моему, у этого образа есть два варианта: классический и постклассический. Первый был представлен генерацией основателей физических институтов, которых по признаку таланта отбирали еще в учебных заведениях. Второй появился позже. Это тоже энергичные талантливые люди, но уже сами в силу собственной судьбы оказавшиеся на ключевых точках научно-технических структур города.
Классического «технаря» часто можно узнать сразу. Назовем его инициалами С.В.И. Росту он среднего. Комплекции скорее поджарой. Подтянут. Немногословен. Ироничен, но без автоиронии. Вот зимой в погожий денек он бежит трусцой по парку. Катит по заснеженным улицам на велосипеде, хорошо ориентируясь в том, где удобнее ехать. У него отстраненное лицо, говорящее о том, что господину совершенно безразлично мнение прохожих о его поведении, о его стареньком, но исправном велосипеде «Спутнике» (точно такой же я купил в 1968 г.). Это ведь «технарь», у него любовь к старым вещам, к проверенному спортивному инвентарю.
А также к старым знакомым, к которым С.В.И. в гости однако не ходит. Это уже из области нрава. Английский принцип «мой дом – моя крепость» как раз для него. Некоторые из моих собеседников прямо ссылались на приверженность английскому изоляционизму, снобизму. Одна знакомая мне грузинка, вышедшая замуж за обнинца, этой чертой возмущалась: « Свекровь 20 лет проработала на предприятии. Ушла на пенсию. Ну, хоть бы кто ей позвонил с работы».
Зато такой «технарь» участвует в клубной деятельности: играет в джазе, обрабатывает полудрагоценные камни, привозимые издалека, ходит с коллегами в ближние и дальние лыжные и велопоходы, осваивает водные лыжи, занимается археологией.[10] Эти хобби все дальнего, маршрутного пространства.
Постклассический вариант технаря чаще он не из ФЭИ, т.е. не «фэевец», а инженер из других научно-технических центров. Это не страта старых кадров и их потомков, а человек, приехавший, к примеру, из той же Калужской области. В нем корпоративный принцип смягчен родовым: такой человек не теряет связи со своими родственниками. Попробую нарисовать образ одного моего хорошего знакомого. Назовем его инициалами Ю.А.Ч. Он и по комплекции другой, в нем чувствуется мужская физическая сила. И недаром: он смолоду помогал отцу-плотнику в строительном ремесле. Он отличный семьянин, а на праздники собирает двух сестер, брат и их близких. Не забывает иногда посещать тетку в Хвоcтовическом районе. Отдых у него не чисто спортивный, а рыбалка и то, если нет срочных сельхозработ. Пространство, как видим, уплотненное, концентрическое.
Различие классического и постклассического «технарей» видно по их отношению к самой ближайшей к городу природной среде. Первый с ностальгией вспоминает о временах, когда около домов, практически в 20-50 метрах под сенью деревьев, оставшихся от леса, можно было собирать грибы и ягоды. Современные дачи вокруг города он называет «садово-огородной агрессией». Для Ю.А.Ч. ближайшие к городу земли - сельхозугодья, способные дать средства для выживания в трудную минуту. В 1992 г., оказавшись без денег, он пригнал из деревни трактор и распахал пустоши под картофель для себя, родственников и знакомых.
О женщинах в Обнинске и вообще в принципе говорить типологически сложно. В классическую эпоху они в наукограде были в численном меньшинстве, что составляло проблему в создании семьи для мужчин. Хотя некоторые из них играли важную роль в научно-технической сфере и в руководстве города. Тем не менее, от тех времен идет жалоба на мужское засилие. В сентябре 2004 г. я присутствовал на награждении грамотами предпринимателем Олегом Викторовичем Есинским лиц, принявших участие в начальных затратах на восстановление усадьбы Белкино. Из 18 награжденных была только одна женщина. Рожавшим женщинам я задаю вопрос о том, какое к ним было отношение, когда они были беременны. Все жаловались на невнимание вплоть до того, что в автобусах не уступали места. Неуважение будущего материнства я отношу к фактору слабой гуманитарной составляющей в Обнинске. При этом город отличается большим чадолюбием и развитостью воспитательных и развлекательных учреждений для молодежи. Но без почитания материнства современные беды, включая наркоманию, не минуют молодежь Обнинска.
Противоречивые ситуации с материнством и отношением к детям выдают господство кускового, рваного «мужского» пространства и необходимость городу ориентироваться на гармоничное пространство, архетипно и локально «женское».
Чтобы далее раскрывать перспективы обоих господствующих психологических вариантов, выделенных у мужчин, мы должны обратиться к детской психологии и, более того, к играм девочек.
3. Лабиринт и пустынь
Мужское восприятия пространства не сплошное, кусковое, потому что маршрутное. Таким оно было у древних охотников, таким остается и у мальчишек. Куда их только не заносит. Формирование пространственных представлений легче проследить у девочек. Женское пространство сплошное, концентричное. И типологически совпадает с городским пространством. Поэтому так часто в мифах происхождение города связано с судьбой женщины, а крепостная стена города превратилась в царский венец.
Вот как это было у девочек-ровестниц города. Назовем их Т.И.С. и Е.Ю.К. Естественно, что все начиналось с родного двора в Старом городе в районе улицы Ленина. Расширение этого пространства было целым событием для ребенка лет 7-10-ти. Таковое случилось, когда девочки ушли квартала за два к горсовету. Там был хороший асфальт, на котором удобно было играть в «классики», прыгая на одной ноге и двигая ею камушек. Было ощущение победы над собой, над неясным страхом. Его не было, конечно, с родителями во время прогулок к Протве на пляжи. Для человека, ровестника города, ведущая туда улица Пирогова осталась улицей счастья.
Но до жуткого оврага, где внизу протекает Репинка, тем более до окопов за этим оврагом, оставшихся с войны девочки не заходили. Про эти окопы рассказывали страшные истории. Столь же страшными представлялись ямы, где когда-то добывали известь в Репинском овраге. Там же существовали таинственные подземные ходы. Такие действительно были и возникли во времена расположения там штаба фронта. В местном фольклоре о ходах говорится, что они тянутся чуть ли не до московского Кремля. Есть предание о подземных ходах в усадьбе Белкино, вошедшей в черту города.
Обратим внимание на эти рассказы и страхи. В ментальности город не горизонтальная структура, но вертикальная: в старину слободы и посады в понятие города не входили, ибо там не была выражена вертикаль, увенчатая органами власти. А военные лагеря быстро становились настоящим городом , как Париж, Лондон, Пекин или Ханой. Зато в прилегающих к городу поселениях выражена символика нижней части вертикали, которая хтонична (подземна), мифологичеки связана с чудовищами или чудовищными событиями, вроде человеческой жертвы (часто женской). Идеология города стремится соединить оба конца вертикали: миф о герое-основателе и о чудовище.
Отсюда в Обнинске легенды о страшных оврагах, подземных ходах и лабиринтах. Последние известны человечеству с палеолита. В неолите их выбивали на камнях (например, на Белом море), в эпоху бронзы выкладывали из валунов (во Франции, в Англии). В рисунках их изображали австралийские аборигены. Все хорошо знают, наверно, миф о критском лабиринте и Минотавре, победить которого Тесею помогла нить Ариадны. Вывод такой: нижний подземный этаж городской структуры присутствовал в мышлении человечества всегда. Так или иначе, эта вертикальная структур ассоциирована с женщиной, носителем концентрического пространства. Огромные круговые поселения были уже в палеолите (Лука Врублевецкая). Хтонические образы вроде Бабы Яги одноноги. Это изображают, того не ведая, девочки, прыгающие на одной ноге.
Итак, женщина – Персефона, Эвридика, Ариадна или Хозяйка нижнего мира в мифах Кавказа и девочка в Обнинске - почти одно лицо. Она играет в «классики»-лабиринт. Опасается внешнего пространства. И справедливо. Она сама – хранящаяся ценность, капитал, вокруг которого образуется город. У тибетцев есть миф: дракон окружил караван с драгоценностями и заставил купцов по периметру своего тела построить стены будущего города. Когда-то Обнинск был окружен колючей проволокой.
Однажды учительница Прасковья Михайловна Терентьева, родом из села Самсоново (теперь на месте его стоит завод «Сигнал»), повела школьников из 1-й школы в свое село. Да не просто, а с рулеткой. От школы до первого деревенского дома оказался 1 км. Дети поняли, что такое 1 км и что есть совсем другие, деревянные дома в Самсонове и в Машкове за рекой. Выход во внешнее пространство для обнинской девочки был потрясением.
Пространство мальчишек более спортивное. Окопы за Репинкой или за селом Белкино для игр в «войнушку». На велосипедах годам к 14 объездят всю округу: село Кривское, что дальше Белкина – от Обнинска около 5 км, г. Боровск – 12 км, г. Жуков – это уже 15 км, г. Малый Ярославец – около 20 км. На лыжах тоже стремятся уйти подальше.
Это пространства, меряные ногами. Маршрутные. Пространства девочек больше в голове – эмоциональнее и мифологичнее. Формирование городского мышления с его фольклором, часто эзотеричным (закрытым) обязано этому «женскому» мышлению. Игра в «классики»-лабиринт вдруг всплывает обнинской легендой, что громоздкое мрачное здание городской поликлиники было, якобы, построено по проекту итальянской тюрьмы. Или как представление о том, что с высоты метеомачты 3 дома в одном квартале похожи на 3 шестерки (апокалиптическое число). Эта цифра при незамкнутости кружка изображает тот же лабиринт, вход в кромешное хтоническое пространство. Такого плана у кабардинцев в селах делают из тростника туалеты. В древних орнаментах так изображалась женская утроба, что стало на наших шалях «огурцом».
Плодородный и одновременно страшный низ. Все про него знают, но редко называют. Как другое название лирообразной сосны в верхнем парке, похожей на некую часть человеческого тела. Одна писательница предложила считать эту «лиру» символом творческой интеллигенции города. А ведь она права. Кромешный низ и лабиринт – это яма, распад. Точка бифуркации в синергетике Ильи Пригожина. Разрыв восходящей и нисходящей ветвей мысли: для последней эта сосна – низ тела, для первой - инструмент, выражающий гармонию души человека.
Вот и с городом так. Обнинск, как мы видели, ироничен. Он был даже центром смеха, победителем на КВН. Здесь были созданы знаменитые сборники «Физики шутят». Я как-то провожал В. А. Иванова. Мы уже попрощались, как он остановил меня со словами: «Ой, я забыл что-нибудь смешное рассказать». В одной редакции газеты была долгая хорошая беседа. Наконец, я встал, чтобы уходить. И тут мне вопрос: « А какой анекдот вы особенно любите?» Смех внутри города. Бахтинская «народная смеховая культура» только городская. А что вне города?
Вне города «пустынь», где сосредоточено сосредоточение, а не расслабление. Куда люди уходят, как подвижники в леса. Оказалось, что многие средневековые города в Европе возникли от того, что в «пустынях» накапливалось население.[11] «Пустынь» - это не просто противоположность шустрой социальной жизни города, где люди разобщены частными интересами и сотнями социальных ролей. Это место, где человек обнаруживает свое родовое и природное единение с другими людьми. Это состояние близко к церковной литургии. Последнюю проводят обязательно в храме или в доме. Но единение в природе возможно тогда, кода к ней мы отнесемся как к дому нашего бытия.
У древних греков европейская цивилизация научилась, прежде всего, рационализму, эстетике и сравнительно недавно олимпийскому спорту. На ее мифы и особенно обряды смотрим как на любопытное дополнение. А зря. Именно в последних были заложены основы стабильности античной цивилизации. Для Греции таким стержнем были Элевсинские обряды, созданные афинянами. Они продержались до конца античности. В Элевсинских мистериях познавалась людьми трагическая сущность жизни. Они начинались процессией от хлебного поля вдали от Афин и кончались созерцанием колоса. В них участвовали даже рабы. Один из моментов мистерий – созерцание ночью Млечного пути. Перед нами всеобщая литургия в доме бытия. Тема трагического материнства там была главнейшей.[12] В Элевсине греки добывали благодать, в которую спасительно погружались Афины с их шумливой демократией, судебными дрязгами, войнами.
4.Социоприродные ландшафты России и Обнинска
В литургическом смысле природа уже не географическая среда, не поставщик истощаемых ресурсов, но социоприродный ландшафт, обладающий человеческим потенциалом.
Архетипный ландшафт. Мало в какой цивилизации выражен с такой силой архетипный ландшафт страны, как это имеет место в России. Этот ландшафт представлен единением водной стихии и тверди, которое нам явлено в образе Матери сырой земли. Эта земля, наполненная плодоносной влагой и дающая жизнь - материнский по своему смыслу ландшафт. Его высочайшая концентрация содержится в образе престола, на котором восседает Матерь Пресвятая Богородица. Престол расположен на Камне-алатыре, а он посреди Окиян-моря. На землю ниспадает небесная влага. С водной стихией связан культ самого популярного русского святого – Николая, приносящего спасение утопающим. Архетипный ландшафт, в основе которого лежит мысль о единстве мироздания, уникален своим предшествованием современному понятию ноосферы.
Классическая русская литература прекрасно выразила архетипный ландшафт страны. Земля и вода едины. Трудно преодолимые дороги размыты: «Опять как в годы молодые три стертых треплются шлеи. И вязнут спицы расписные в расхлябанные колеи». Это А. Блок. Лучшее стихотворение времен Отечественной войны Симоновское: «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, как шли бесконечные, злые, дожди, как кринки несли нам уставшие женщины, прижав, как детей от дождя их к груди…» тоже ложится на архетипный ландшафт России с ее размытыми от осенних дождей дорогами и над всем простирающемся материнским началом. Русская литература потому и обрела статус всемирной ценности, что смогла понять архетипный ландшафт страны. Сошлемся в качестве еще одного примера на Глеба Успенского (1843-1902): «Земля, о неограниченной, могущественной власти которой над народом идет речь, есть не какая-нибудь аллегорическая или отвлеченная, иносказательная земля. А именно та самая земля, которую вы принесли с улицы на своих калошах в виде грязи, та самая, которая лежит в горшках ваших цветов, черная, сырая - словом, земля самая обыкновенная, натуральная земля»[13].
Архетипный ландшафт соотнесен с реальным, но их нельзя путать, ибо в первом содержится мысль народа о судьбе, о невзгодах и преодолении их, это ландшафт-переживание. И даже более того - ландшафт-страдание. Через него мы становимся сопричастными к истории и к будущему страны, потому что ландшафт-страдание приобщает нас к литургии культуры, заданной страданием, но оправданной стремлением к совершенству. Это стремление в русском менталитете связано с тоской по простору и воле. Отсюда образы «темного леса», «широкой степи», «морских волн». Такому восприятию ландшафта хорошо соответствует архитектура церкви, уподобленной кораблю в житейском море. Этому образу соответствует и планировка церкви, где ее часть называется «неф» (корабль).
Такой ландшафт слабо вербализован, но выражен в эмоциональной жизни и в поведении. Уходящая вдаль дорога является стержнем такого ландшафта. В качестве образа, связанного с дорогой, можно сослаться на Гоголевскую тройку и ямщицкие песни. Архетипный ландшафт лежит в основе всех прочих. Но он часто «невидим», ибо представлен поведенчески, движением. Поэтому он наиболее литургичен и телесен. Осанка и жесты русского человека не такие, как у итальянца. И крестный ход в России совсем другой, нежели в Италии.
Идеально-витальный ландшафт. В фольклоре каждого народа представлен идеальный ландшафт: в песнях в прочих произведениях устной литературы рисуется излюбленные рельефы местности, водные бассейны, флора и фауна. В отличие от центробежного архетипного ландшафта идеальный ландшафт ценростремителен – его роль состоит в создании эмоционально-средовой рамки для человеческой жизни. Ценростремительность приводит к тому, что окультуренное пространство сжимается и становится сценическим. Идеальный ландшафт задает высокие нравственные рамки для деятельности человека. В идеальном русском ландшафте местность вздымается, появляются горы, а жилище из одноэтажного становится «высоким теремом». В реальной жизни на возвышении ставят церковь. Стремятся по возможности поднять жилище повыше. Вертикальность проработана и в одежде. Идеальный ландшафт замечательно представлен на иконах. Здесь мы видим «горки», окружающие сцену действия, высокие постройки, включая крепостные башни, дерево как смысловой знак поднимающегося к небу ландшафта.
В знаменитой калужской вышивке дерево указывает именно на идеальный ландшафт. Иногда оно заменяется фигурой женщины. Это говорит о том, что материнское начало, выявленное в русском архетипном ландшафте, сохраняется и в ландшафте идеальном.
То, что было дорогой в архетипном ландшафте, в идеальном становится конем, помощником людей в преодолении пространства. На вышивке[14] часто пара коней стоит по сторонам от фигуры женщины. Вышитые полотенца – дар со стороны невесты родне жениха: женщина окружает своих близких знаками окультуренного пространства, пространства жизни. Сваты шли выполнять свою роль, повязанными полотенцами. Хлеб-соль положено предлагать гостю на полотенце. Вышитые полотенца до сих пор вешают на иконы, окружая их поясом безопасности. Настоящие тканые пояса несли охранительную функцию для здоровья и были обязательным предметом одежды. Они использовались и в погребальном обряде.
Тем не менее, идеальный ландшафт – это ландшафт жизни человека, его жизненного пути. Этот ландшафт нужно классифицировать в качестве идеально-витального. Примечательно, что калужские домотканые полотенца с благопожелательной символикой были широко известны и когда-то продавались в других губерниях России.
Через идеально-витальный ландшафт, где выражен образ человека, мы подходим к проблеме личного обретения ландшафта по мере продвижения человека по траектории жизни. Это уже настоящая инновационная социальная проблема. Рассмотрим ее. Траектория жизненного пути человека в малом повторяет большое. Это соотношение раскрывает теория фракталов.[15] Она помогает понять, как жизнь отдельного человека сообщается с жизнью сообщества, увеличивая свой потенциал. На жизненном пути мы встречаем те или иные социоприродные ландшафты. Ими наращиваются, как капиталом, наши жизни. Жизнь стягивает к себе эти ландшафты. Они становятся необходимыми частями личности, ее органами.
Социоприродный ландшафт, рассмотренный через призму развития личности, всегда инновационен. Осознание этого должно лечь в основу инновационного ландшафтного управления и соответствующей политики.
Региональные антропоценозы и культуроценозы. Ландшафтную среду надо представить в виде топических размещений-сетей и потоков. Они образуют региональные сгущения, их конкретные формы антропоценозы и культуроценозы. Выделение мною названных ландшафтных образований было продиктовано отечественной теорией биоценозов (школа В.Н. Сухачева) и антропогеоценозов (В.П. Алексеев).[16]
Возникает необходимость рассмотреть теперь эти образования с точки зрения ландшафтного капитала. Антропоценоз возникает как совокупность адаптивных средств для обслуживания человеческой персональности. Такое средство представляет собой, например, народная медицина. Культуроценоз обслуживает коллектив, хозяйствующий на определенной территории. В нем более выражены природно-адаптивные черты. К примеру, старинная русская соха и весь хозяйственный уклад были приспособлены к обитанию в лесной зоне Восточной Европы. Явная экофильность человеческих исторических ценозов суть ландшафтной капитализации. Причем эти ценозы отражают двуединство капитализации, где антропоценоз обслуживает личностно-человеческий капитал, а культуроценоз – социально-корпоративный. Эти ценозы капитализируются на региональном уровне, так как созданы человеческими локальными популяциями.
Верхнее Поочье - национальный ландшафт. Полноценность личности немыслима без ее национального уровня. Ландшафты как окрестности личности образуют ценность - ландшафтную среду. Д. С. Лихачев называл эту среду «экологией культуры».[17] Он видел в природе равноправного участника цивилизационного процесса. Его мысли были удивительно созвучны теории ноосферы В.И. Вернадского.
Калужская область, Верхнее Поочье с обилием рек больших и малых, озер, болот и родников, лесов и освоенных угодий наилучшим образом высвечивает архетипный ландшафт России. Уже поэтому данный ландшафт несет в себе идеальный. Верхнее Поочье имело сложную этническую и политическую историю, в ходе которой осваивались и развивались антропоценозы и культуроценозы, а также городские ценозы. Особое внимание к ландшафтам области требуется в связи с тем, что она сильно пострадала при Чернобыльской катастрофе.
Городской ландшафт. В том мнении, что городская среда делает человека свободным, есть глубокий смысл. Исторически город возникал как средоточие наращения духовного капитала. Достойно особого внимания то обстоятельство, что в средневековье европейцы называли Русь «Гардарика», что значит «Страна городов». Удивительно, но факт – городская жизнь в Калужском крае всегда была развитой. Об этом говорит и раннее пробуждение промышленных производительных сил и даже такое выдающееся событие как сопротивление граждан Козельска нашествию Батыя (Х111 век). Примечательно, что в Калужском крае крестьянский уклад не был натурально-замкнутым, а ориентированным на рынок (пеньковое производство для нужд парусного флота, льняных тканей, железоделательное производство, деревянная утварь, игрушки и т. д.).
Городской ценоз как ландшафт суммирует все виды ландшафтов, начиная от физических и кончая всей гаммой социоприрдных в их логической последовательности: архетипно-народный, идеально-витальный, антропоценозный, культуроценозный и, наконец,– национальный .
Такое стягивание ландшафтов в городе дает нам общую модель городского ландшафта Обнинска. Самое главное - в городе и его округе представлены все типы предварительно выделенных социоприродных ландшафтов. Тем самым город Обнинск имеет возможности сам воздействовать на окружающие его физические и социоприодные ландшафты и распространять городской образ жизни, повышая качество жизни у населения северной половины Калужской области. Иначе говоря, Обнинск благодаря человеческому потенциалу своих ландшафтов уже выполняет роль настоящего мегаполиса.
5. Мифы, «мой город» и ноосфера
Сейчас нам настало время рассмотреть символическую составляющую этого капитала. Если сказать самым продвинутым гражданам Обнинска, что они, как и все люди на земле, мифотворцы, то можно встретить по меньшей мере недоумение с их стороны. Но это так и не из-за какой-то первобытности, а в силу устройства коллективного мышления. Функция мифа в том, что он делает обнинцев согражданами.
Миф – это то, что не должно проверяться. Миф исчезает при проверке. В миф даже не обязательно верить, в нем можно и сомневаться. В окрестностях Обнинска есть курганные насыпи. Некоторые люди хотя и с сомнением говорят, что это захоронения французов времен войны 1812 г. Археологи провели тщательные раскопки, показавшие совсем другой и гораздо более древний возраст курганов – от поздней бронзы (1800- 800 лет до н. э.) до раннего железа (VIII век до н. э. – VIII век н. э.).[18]
На примере про миф о французских курганах можно видеть, как миф стягивает прошлое время с настоящим, как он вообще стремится время элиминировать. Поясню эту мысль на другом примере. Есть в Обнинске Висячий мост – довольно солидное сооружение из толстых стальных канатах. Большинство опрошенных мной обитателей города не могли мне сказать, когда он появился. «Он был всегда», «при мне он уже был» - самые типичные ответы. Это миф, который, уничтожая время, делает Висячий мост элементом городского ландшафта. Мост сделан из остатков растяжек метеомачты в 1961 г. методом народной стройки по проекту Александра Абрамовича Жарикова. До того там через овраг и по деревянным мосткам через Репинку проходила тропа к Протве.
Одно из живописных мест города сейчас называется Кончаловские горы. Но испокон веку это было Бугры. В 1890-егг. для доктора И. И. Трояновского там был построен, по данным В.А. Иванова, самсоновскими плотниками дом[19]. В 1932 г. у дочери известного в России врача Анны Ивановны, наставницы и друга С. Т. Рихтера, дом был куплен П.П. Кончаловским. Место постепенно стало именоваться Кончаловские горы. За низиной на другом холме сейчас расположено обнинское кладбище, которое на жаргонном языке стало называться «Кончаловка» (ударение на первом а). Миф стремится к кладбищенскому забвению, возвращается в хтонические глубины, но зато очерчивает предельные границы обитаемого ландшафта города.
Эту важную роль настоящий миф выполняет без особых напряжений. Иногда люди форсируют миф, как П.П. Кончаловский, который в свое время из белкинского дворца вывез на свою дачу дверь и объявлял всем, что через нее входил А. С. Пушкин. Жизнь последнего известна по дням, в Белкине он не бывал. Совсем анекдотичный случай связан с дубом, стоящим на поле около Дома ученых: в советские годы один из градоначальников предложил его ни с того ни с сего считать символом города.
Для чувства горожанина, которое заключено в образе «мой город», подобные усилия не нужны. Такое чувство возникает вне любого официоза. В нем присутствует горестная теплота мифа – «мой город» ведь не тот, который сейчас, а тот, который уходит в забвение. Всем старожилам памятен двухэтажный дом, остававшийся от колонии «Бодрая жизнь». Там размещалась знаменитая художественная студия, где преподавал А. А. Пластов. Это огромная тема в истории Обнинска, всей страны и даже Германии: во время войны немецкий офицер подобрал альбом акварелей студийца Бориса Юдина, а потом предпринял усилия, чтобы вернуть его в Россию.
По традиции около того дома устраивался праздник проводов зимы. Дети катались с горок. Для кого-то дом памятен тем, что в последние годы там был пункт приема бутылок. В 1970-е гг. здание снесли и построили здание ДОСААФ.
В том-то и дело, что подобные утраты неизбежны для каждого из нас. И неизбежно мы создаем миф под названием «мой город». Без такого мифа город безблагодатен, просто населенный пункт.
За этот миф люди ведут благородную борьбу. Обнинский пример – сохранение топонимов, связанных с селом Самсоново, судьба которого описана в небольшой, но насыщенной фактами книжке Татьяны Михайловны Лариной.[20] Село было снесено в 1969 г. Тяжба за сохранение топонима представляла целую эпопею. Ее возглавили уроженец Самсонова Владимир Георгиевич Мальцев, географ Николай Сергеевич Студенов и уже не раз упомянутый Владимир Алексеевич Иванов. Борьба завершилась только к 1985 г. установлением памятного камня с надписью, говорящей, что первое упоминание села относится к 1588 г.
Итак, антропологическая функция природы состоит в том, что она конечный источник человеческого потенциала. Человеческий потенциал как макропонятие обладает свойствами капитала, который не только сберегаем и воспроизводится через механизмы культуры, но возрастает, входя в сферу контактов с социальным, нравственным и научным капиталами.
Как все эти формы жизнедеятельности, человеческий капитал для своего возрастания должен концентрироваться в сообществе людей и передаваться более широкому сообществу. Добывать этот капитал тяжелее, чем деньги или знания. Его надо выстрадать. Тогда он становится человеческим потенциалом – совокупной способностью к саморегулированию через освоение переживаний, дающих мотивационные стимулы. Человеческий потенциал, становясь сознаваемой компетенцией, осваивает ландшафтный капитал. В конце концов, это борьба за ноосферу.
6. О генезисе городского сознания: ментальности и мысле-образы
Ментальности горожан – это приближенные к мышлению целостные акты сознания, порождающие мысле-образы города, где последний так организует мышление, что мысле-образы выполняют роль проективного описания. Ментальности стоят в самом начале городского самосознания людей. Мысле-образы их готовый продукт. Ментальности – способы организации пространства и времени. Они обеспечивают горизонтальное и вертикальное развитие города, наделяют урочища города сакральностью и профанностью, дают ритм труда и отдыха, череду будней и праздников. Порожденные ими мысле-образы делят обитателей на «своих» и «чужих», «коренных» и «некоренных», на элиту и прочих. Это мысле-образы кристаллизуют значимость Арбата и Невского и доводят иерархию ментальных городских структур до уровня «мой город». С мысле-образом «мой город» вынуждены считаться управленцы, архитекторы-проектировщики, социологи и многие другие специалисты в области урбанистики.
Но теории мысле-образов города еще нет, и здесь предлагается один из возможных подходов к ней – антропологический. Этот подход, обогащенный историзмом и сравнительным методом, имеет доступ к мыслительной деятельности человека при сохранении целостности его личности. Последнее обстоятельство требует специальных эвристических процедур: скажем, обращения к тонкостям мифологического сознания при обсуждении, казалось бы, самых современных и актуальных вопросов.
Главная особенность работы мысле-образов, сходна с мышлением по типу отскока (бриколажа), открытого структуралистом К. Леви-Стросом. Но структуралисты, сделав успехи в изучении ментальных структур, проходили мимо организованностей природы. Они не интересовались связанностями в природных объектах, которая улавливается через абстракцию. И уж куда там до такой человеческой абстракции как организованность по умолчанию, которая выступает в виде выпадающей структуры (о ней все-таки помнит У. Эко). А мысле-образ потому-то и обладает мощным организующим потенциалом, что он вершина невидимого айсберга, он построен по умолчанию с использованием выпавших структур. Это тайна, которая сплачивает. Город носитель тайн, которые в деревне отсутствуют.
Человек остается частью той системы, которую он хочет описать. Поэтому все эвристические приемы вплоть до изысканной виртуалистики в конечном счете субстанциальны. Городские ментальности и мысле-образы как объекты виртуалистики соотнесены с константными морфологическими структурами города: праздность и экономика; женственность и институты и семьи; пришлость многих обитателей и похороненные умершие, ставшие навечно «коренными»; ночная освещенность и вертикальные структуры, обращенные к небу; литургическая всеобщность и потаенности «моего города» и т. д. Ментально-морфологические структуры сознания – ментальности и мысле-образами создают онтологию города.
Вертикальные архитектурные структуры города бросающаяся в глаза черта. Они могут быть самыми разными сооружениями. В средневековых городах такую роль выполняли храм или ратуша с непременной башней с часами, ведущей свое происхождение от крепостной башни. Вертикальные структуры около себя концентрируют свободное личностное поведение граждан. Это Барселонский собор Гауди, Испанская лестница в Риме, Эйфелева башня в Париже, Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге и т.д. Такие локусы являются местами сосредоточения праздной публики из обитателей и туристов. Именно это обстоятельство – место проведения праздного времени, а не статус самого высокого сооружения делает вертикаль значимой. В Обнинске метеовышка высотой более 300 м. окружена унылым бетонным забором и никто мне не называет ее памятным местом города. А вот старую, уже не действующую водонапорную башню называют. Рядом с ней кафе, магазины. И парк, где можно уединяться. Сама она служит для тренировок любителей верхолазания. Человек стремится там к уникальному личному опыту?
Некоторые археологи древнейшим городом земли считают Иерихон, расположенный около Мертвого моря. Там еще в докерамическом неолите (7000 лет до н. э.) появляется поселок с башней и окружающими стенами. Оборона или тоже поиск уникального опыта? Было ли все это укреплениями еще не доказано. Поселения с концентрической планировкой были известны в Трипольской энеолитической культуре (Лука Врублевецкая на Украине и др.). Это IY-III тыс. до н. э. Там помимо землянок обнаружены небольшие наземные глинобитные площадки, которые служили жилищами. До сих пор на юге России, как и в Украине, сохранился обычай спать летом в одиночестве в плетеных постройках на столбах. Вообще человек всегда стремится спать один и на возвышенном месте.
В том то и дело: город дал человечеству возможность быть праздным и одиноким, вырваться из тисков регламента и норм, обрести одиночество, а в праздники сбросить, хотя бы на время, и гнет социальных ролей. М. М. Бахтин в гениальной книге о Франсуа Рабле через смеховую культуру открыл прежде всего таинство городской жизни. Бахтин дал нам возможность после себя доказывать, что праздность, схваченная обрядом, основа архаики. А только затем по мере освобождения от ограничений обряда и переходя в русло социального протеста праздность облеклась в народную смеховую культуру.
Но ведь и одиночество тоже вид праздности. Как оно многообразно! Святость и пустынничество – вид праздности. Французский историк Жак Ле Гофф в исследованиях цивилизаций средневековой Европы показал, что именно пустынничество, укрывание в лесах стало там накапливать население, не занятое целиком производительным трудом. В результате в таких местах появились города. Нужно отметить фактор времени. Строгий ритм монастырских служб приучал людей к сосредоточенности и умению пользоваться временем, находя в этом умении свободу. Фактор времени настолько важен, что послужил причиной ссоры царя Алексея Михайловича с патриархом Никоном. Царь, сам набожный человек, издал указ не сидеть в приказах на Рождество и на Пасху, никакой работы не делать. Но Никон выступил против царя, посчитав, что в противном случае получилось бы, что царь стал бы платить за сакральное время, а оно должно быть неизмеряемым и от Бога.
Вечное время города («Вечный Рим») в сущности метафора праздно-сакрального города. Прообразом Никоновского Нового Иерусалима был Иерусалим небесный. Новоиерусалимский монастырь стал как бы объемной иконой. Развитие городов Юго-Восточной Азии обеспечивалось идеей того, что там находился вход в божественный мир. Служители индуистских и буддийских культов играли там первенствующую роль.
В средневековой Камбодже раз в год король страны должен был оставаться на ночь в башне. Считалось, что к нему на супружеское ложе приходила змея-нага, дух хранитель страны. Эта встреча обеспечивала процветание страны в течение следующего года. Этот личностный опыт, полученный в башне, напоминает отдаленно рассказ о башне и грузинской царице Тамаре. Но сущностно камбоджийская история сродни хорошо известному шаманскому полету в небо в поисках души больного. В шаманском обряде личностный опыт, структурированный как восхождения шамана по уровням бытия, поставлен на службу обществу. Английский антрполог А. Хокарт на индийском и океанийском материале показал, что для статуса правителя человеку необходим был опыт мистической левитации.
Когда стал возникать подобный личностный опыт, приведший в конце концов к возникновению города как сосредоточения особых ментальностей и мысле-образов? Такой опыт наличествовал во все эпохи существования человечества. Ибо захоронения устраивали люди еще не сапиентного физического вида. Индивидуальные захоронения свидетельствуют уже о личности. Ею обладал не только сунгирский мальчик из эпохи палеолита на Владимирщине, но и тешикташский мальчик в горах Узбекистана, хотя он не был еще человеком современного вида.
В некоторых палеолитических пещерах на глинистом полу остались следы, принадлежавшие мальчикам лет 15. Это доказательство того, что мальчики проходили там возрастную инициацию, чтобы стать полноценными воинами и получить право на брак. В тех пещерах обнаружены росписи зверей. Чаще всего они расположены на потолках. Почему? Потому что бык, это показывает мировая мифология, небесное лунное животное: рога – месяц и раздвоенные копыта. Бык – это небесный мужской принцип. В старину кабардинских невест везли в дом жениха в телеге, запряженной быком. В средневековом Дагестане новобрачный должен бы овладеть молодой на шкуре быка. Да и мне в начале 1990 годов, собирая балкарские обычаи, приходилось видеть, как невеста вступает в дом жениха по шкуре быка. Значит, мальчики в пещерах многие тысячелетия тому назад созерцали фигуры быков для того, чтобы получить право на женщину, заменив быка.
Тема женщины ключевая для истории города. Иногда она звучит открыто и прямо. В древности уже было известно, что «Вавилон – блудница». Много легенд о городах, основанных женщинами. Например, чешская легенда о городе Девине связана с победой девушек над мужчинами. Женская ипостась города бывает менее явной. Скажем, именование Москвы Матушкой. Хотя и здесь во времена снования города женский фактор был налицо. Известно, что Юрий Долгорукий наведывался в гости к боярину Кучке ради его жены. Есть основания считать, что головные женские уборы в виде короны происходят от модели городской крепостной стены. Подобные факты некоторые ученые объясняют через промежуточное ментальное звено - земля мифологически рассматривается как наделенная женским началом. А жертвенный алтарь – женское детородное место. Т. е. здесь одна мифологема подставляется на место другой. Но требуется не мифологическое, а философско-антропологическое объяснение примечательной ассоциации города с женщиной, более простое и оправданное.
Оно состоит в такой антропологической истине: общение полов проходит в праздности. Это вид разделенного одиночества, иначе называемый интимностью. Так у всех народов мира, во всяких культурах. Даже практически голые аборигены Австралии для близости удаляются от стоянки. Есть основания говорить, что поборником и праздности, и интимности женщина является в большей мере, чем мужчина.
Ментальность интимности приближала мысле-образы города. Граждане древних Афин обязаны были посещать агору, площадь собраний. Для посещения театра они даже получали деньги. Но это все функции государства, возводившего мраморные общественные сооружения. Жилища были невзрачны, но именно они несли если не градообразующее, то архетипическое начало. Вот и мифы о возникновении Афин связаны с первым царем Тесеем-быкоборцем (мужчина, прошедший возрастную инициацию): он по преданию свел население Аттики из сельских домов в город. Кстати, в Греции существовал принцип возводить город там, где свалится от усталости корова. Кое-где на Кавказе еще недавно дом ставили там, где отдыхают коровы. Такие удобренные места со временем превращались в сады и огороды. В древних Афинах в местности, которая называлась «Огороды», стояла статуя Афродиты, богини женского порождающего начала.
Это ментальная универсалия. Примеры? В Тбилиси в его восточной части есть район Артачалы, где располагались сады и огороды. В 19 веке это старинный центр развлечений с публичными домами. К востоку от Москвы лежит село Коломенское с его садами и лугами. От дьяковской культуры 1 тыс. до н. э. там остался камень с изображением женских грудей, след культа плодородия. Царь Василий III возводит в Коломенском храм в честь рождения наследника. Петр 1 был крещен в храме, расположенном к востоку от Москва-реки. Элитные кладбища Москвы – Новодевичье и Кунцевское расположены на Западе, как пирамиды у древних египтян.
Сакральность – вид одиночества и праздности. Аналогично науке и знанию вообще. Поэтому в городах древней Месопотамии экспериментальная наука после некоторого периода независимого существования влилась в лоно сакральности. Медицина вплоть до Великой французской революции оставалась городской, религиозно обоснованной и персонально элитарной. Исконно библиотека и архив размещались во дворцах и храмах, как это было в древней Месопотамии наряду с сосредоточением там административной и военной функций.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] Разработка данной концепции с опорой на понятия интеллектуального и человеческого потенциалов в кн.:Келле В. Ж. Инновационная система России. Формирование и функционирование. М., УРСС. 2003.
[2] Лапин Н. И. Антропосоциетальный подход: методологические основания, социологические измерения./Вопросы философии. 2005. 2.
[3] Юдин Б. Г. Интеллектуальный потенциал личности./Человеческий потенциал России: интеллектуальное, социальное, культурное измерение. М., 2002. С. 6-7
[4] Совершенный человек. М., 2002
[5] Генисаретский О. И. Навигатор. С. 444, 448, 452-453
[6] Чеснов Я. В. Родиноведение. Философско-антропологическое обоснование./ Российская гос. библиотека. «Материальная база сферы культуры». Вып. 4. «О ремесле жизни». М., Российская гос. Библиотека.
[7] Васильева З. В. История села Белкино. / Газета «Обнинск» за 8, 10, 17 авг. 1993 г.; Обнинск: История города и края с древнейших времен до наших дней. Под. Ред. Т. М. Лариной. Изд. 2-е. Обнинск: Ресурс,2004. С. 113-127
[8] Ульянов А. Ах, Виктор Петрович. / Журнал «Город». Обнинск. 1993. С. 33.
[9] Иванов В. Две легенды города Обнинска. В кн.: Иванов В. Краеведческий сборник. Обн.,1992. С. 95
[10] Это увлечение археологией, как и всем краеведением на самый высокий научный уровень смог поднять Владимир Александрович Тарасов, работы которого ценятся профессионалами.
[11] Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. Глава 6.
[12] Кереньи К. Элевсин: архетипичный образ матери и дочери. М., «Рефл-бук». 2000
[13] Успенский Г. И. Нравы Растеряевой улицы. Тула. 1987. С. 307
[14] Сафонова Г. Б. Вышивка Калужского края.. Калуга,1994; Личенко С. И. Народное искусство Калужского края Х1Х – ХХ веков. Очерки. Калуга. 2001. С. 31 - 82
[15] Тарасенко В. Фрактальная логика. Предисловие С. П. Капицы. М., 2002
[16] Чеснов Я. В. Лекции по исторической этнологии. М., 1998; он же: Культуроценоз северного района / Человеческий потенциал Парфеньевского района Костромской области. М., 2003; он же: Антропоценоз северного района. Там же.
[17] Лихачев Д. С. Земля родная. М.,1983. С. 82 - 142
[18] Тарасов В. А. Древнейшая история обнинской земли. / Обнинск…С. 28-29
[19] Иванов В.А. Дух места. / Русич, n. 7. С. 51
[20] Ларина Т. М, Деревня Самсоново. Историко-краеведческий очерк. Обнинск, 1998
