С.Арутюнов

Бык и баран: параллель или оппозиция?

Обычно от ученых требуется построения определенной системы доказательств и изложения своих концепций в виде соответсвующей системы выводов из этих доказательств. Интуиция в науке не приветствуется. Примером может служить творчество Льва Николаевича Гумилева, которое, конечно, не является строго научно документированным, обоснованным. И, тем не менее, интуитивные прозрения Льва Николаевича, хотя и вызывают много критики, тем не менее играют в нашей духовной жизни, в нашем историческом восприятии мира сегодня (это можно видеть по уровню его цитирования, по распространенности его идей) едва ли не большую роль, чем строго доказательные исторические построения.

Я в этом небольшом эссе позволю себе пойти в какой-то мере по интуитивному пути. Дело в том, что материал который мне придется затронуть, временная глубина, круг проблем, территории, настолько огромны, что на систематическое построение системы доказательств, на обобщение всех уже известных фактов не может хватить человеческой жизни. Ну вот и к достаточно дерзкой, чтобы не сказать наглой, попытке меня вдохновляет пример Левона Абрамяна, который наряду с блестящими научными работами, основанными на достаточно четко очерченном материале и со строгой доказательной системой, тоже позволяет себе некие прозрения и идеи интуитивных эссе, которые читать не менее интересно, чем его строго научные работы, а с точки зрения интеллектуальной побудительности и поучительности, они, конечно, стоят многих крупных научных работ. На такой высокий уровень я не претендую, и тем не менее позволяю себе некоторые такие, может быть не очень доказательные, чисто предположительные разговоры.

Темой этих разговоров явится жертва, жертвоприношение. Жертва – это общечеловеческое явление. Явление, в определенной мере, архетипическое. Жертвы бывают самые разнообразные. Материал, на котором я непосредственно знаком с практикой жертвоприношения,  это кавказский и, преимущественно, армянский материал. Жертва в этой традиции может быть разнообразной. Я буду говорить только о том виде жертвы, который называется словом “матах”. Матах – это трапезная жертва, это жертва коллективисткая, потому что она предполагает раздачу жертвенного продукта достаточно широкому кругу людей, совместное его потребление. Матах может быть совершен и зерновой пищей, скажем, лавашом. Жертвенные хлеба широко распространены в разных традициях народов Кавказа. Это могут быть лаваши, это могут быть хлеба, это могут быть пироги, но во всех этих случаях они сопровождаются определенным ритуалом, их потребление представляет собою некую форму молитвы. Несомненно, это явление древнее, которые возникло уже в рамках сугубо производящего, земледельческого, зернового хозяйства, но, по-видимому, на самой заре его существования, что подтверждается, в частности, тем, что очень часто, не совсем всегда,,но очень часто, скажем, и в иудейской, и в армянской традиции жертвенный хлеб должен быть не дрожжевым, должен быть пресным, то есть должен представлять наиболее архаичную форму хлебопечения. Но предметом разговора будет не растительная жертва. Различие между растительной жертвой и животной мы уже видим в библейском мифе о Каине и Авеле. Животная жертва приносится ограниченным кругом животных. Во всех традициях это пищевые основные, основные мясные, основные разводимые и потребляемые животные. И, разумеется, это во всех случаях домашние животные, не добываемые дикие, а именно домашние животные. Я не буду говорить о малых жертвах, которые приносятся, скажем, голубями или петухами, а, главным образом, буду говорить о тех жертвоприношениях, которые приносятся баранами или бычками. Отмечу с самого начала, что жертва бараном должна быть именно самцом, жертва же крупным рогатым скотом, как правило, быком.  Причем и в том, и в другом случае это не холощеные животные, это полноценные молодые, но уже готовые стать производителями животные. Хотя для жертвы иногда подбирается такое животное, которое еще не успело стать производителем. Здесь могут быть соображения и чисто вкусовые, но может быть здесь есть и более высокое соображение, то есть в жертву приносится животное-производитель, которое еще не успело растратить ни капли из своей жизненной силы. В конечном счете, основной целью любой жертвы является плодородие, плодородие ресурсов, плодородие народа, коллектива, людей, эту жертву приносящих и потребляющих, поэтому нерастраченные производительные силы в жертвенном животном являются важным знаковым, важным символическим компонентом в жертве. Но при жертве крупного рогатого скота в определенных случаях закалываться, идти на заклание могут не только самцы, но и самки. Могут идти коровы, точнее, телки.

 Животные и их образы занимают огромное место в духовном достоянии человечества, еще со времен палеолита. До нас дошли палеолитические росписи, на которых эти животные играют и символическую, и практическую роль и говорят, безусловно, о наличии в верхнепалеолитическое время определенных религиозных представлений. В публикациях чаще всего представлены такие живописные животные, как носороги, мамонты, медведи, но это очень небольшая часть палеолитической живописи. Главным образом, почти на девяносто пять процентов эта живопись сводится к изображениям диких лошадей и диких быков. Мы довольно редко там можем найти козла и почти никогда не находим дикого барана. С переходом от охотничьего образа жизни к скотоводческому и земледельческому, с периода древнейшего одомашнивания животных и до сих пор единственным полностью одомашненным животным стала овца. Одомашненная овца, как главное животное в хозяйстве, занимает огромный ареал от Балкан и в общем даже и более западных районов до пределов Южной Азии. Впрочем, даже в Индостане есть чисто овцеводческие племена, хотя они там имеют ограниченное распространение. Несомненно, овца доминирует во всей Передней и Центральной Азии, в Гималайско-Тибетском регионе и, хотя сейчас в китайской культуре овца не занимает большого места, но если мы обратимся к Ши дзину, к книге песен, то увидим, что там значительное число песен посвящено именно овцам или баранам, их священной роли, их потреблению. Зона распространения овцы, как основного домашего животного, практически доходит до берегов Тихого океана, выходя на это побережье в районе Юной Маньчжурии. Овцы – едиственные полностью одомашненные животные, то есть животные, которые уже не способны к одичанию, без человека они погибают. Другие животные – козы, кони, коровы, будучи предоставлены сами себе, при условии отсутствия сильного прессинга со стороны хищников, могут существовать без человека, то есть они способны к одичанию, а овцы к одичанию не способны. И это, очевидно, было осознано человечеством, во всяком случае той частью человечества, прародина которой, как и прародина основных языковых семей и фил Евразии, ностратической, афразийской и сино-кавказской примерно в это же время, порядка 12-13 тысяч лет назад, находилась здесь, в районе гористых регионов Передней Азии, от Кавказа до Южного Тавра, Загроса и горного окаймления сирийско-мессопотамского плодородного полумесяца. Нет необходимости подробно говорить о том, какое огромное место занимает овца или агнец в религиозной символике народов, происходящих из этих мест, или в религиях, происходящих из этих мест, и в христианской религии, и в иудейской, и в мусульманской. Мы тут находим много свидетельств особого понимания овцы как символа почтения к всевышнему. И, видимо, таким символом баран был задолго до оформления этих религий и народов. Рисунок баранов и рогов мы находим и на каменных изваяниях, казалось бы, к скотоводству не имеющих отношения, и на столбе матицы жилища народов Кавказа, и на керамике, и на многих других вещах.

Разведение овец связано с отгонным, транс-гумантным скотоводством и таким образом привязано к тем зонам, где возможен отгон на горные пастбища (это преимущественно летние пастбища), и отгон на равнинные, бесснежные, теплые пастбища в холодное время года. С другой стороны, разведение крупного рогатого скота, несколько более позднее, чем разведение мелкого рогатого скота по времени своего возникновения связано более с равнинным пейзажем. Я не говорю, разумеется, о яках, это специфическая форма крупного рогатого скота, имеющая достаточно ограниченное распространение. И разведение нормального крупного рогатого скота, то есть коров и быков, хотя и бывает чисто кочевым, но все-таки чаще связано хотя бы с временным стойловым содержанием этого скота. Овчарни, то есть стойловое содержание овец, тоже существуют, но все-таки основная форма овцеводства – это именно отгонная форма овцеводства, где овца постоянно находится на подножном корму. Нужно еще обратить внимание на то, что овца стрижет траву до корня. На пастбище, где паслись овцы, коровам делать нечего. С другой стороны, корова или бык захватывает только верхнюю часть травы, поэтому там, где паслись коровы и быки, где пасся крупный рогатый скот, для овцы остается очень много корма. Рабочая гипотеза, которую, конечно, не я первый высказываю и которая давно уже существует в антропологии, но на которую я хочу опереться в этом эссе, состоит в том, что овца и бык, или баран и бык, как хозяйственные овца и корова, мелкий рогатый скот и крупный рогатый скот и как основа хозяйства, и как жертвенные животные связаны с разными религиозными традициями. Религиозными традициями, возможно не имеющими разной этнической или лингвистической привязки, родившимися в более или менее однородной массе населения, но связанных с различными культами. При этом, барану присущи почти исключительно солнечные коннотации, а крупному рогатому скоту, быку и корове присущи коннотации лунные. Далее, с представлениями о баране связаны исключительно мужские коннотации, баран рассматривается именно как животное, символизирующее мужскую плодородную потенцию, тогда как роль крупного рогатого скота амбивалента. Священной может быть и корова, не обязательно бык. И хотя образ быка, скажем, в таких существах как Минотавр или похищение Европы - это мужской образ, но, тем не менее, он тесным интимным образом связан с присутствием, наличием женщины. Синтетические, синкретические изображения женщины и быков или их парность, их сопутствие друг другу могут быть прослежены на огромном изобразительном материале с древнейших времен и до нового времени и священность коровы в той или иной степени повсеместна, во всяком случае, во многих местах рассматривается как выражение священности женственности, священности материнства. Кавказский материал собирается на основании мифологии народов, принадлежащих к разным языковым семьям, к северо-кавказской, к картвельской или иберийской, индоевропейской в лице армянского и осетинского материала и даже к тюркской. Эти народы в разное время появились на Кавказе и исконными обитателями Кавказа являются, по-видимому, только представители Северо-Кавказской языковой семьи, но и грузины, и армяне, и тюркские народы Кавказа, и осетины стали Кавказскими народами, разделяют кавказскую идеологию, поскольку они впитали очень многое из того субстрата, собственно протокавказского, Северо-Кавказского субстрата, который предшествовал им на этой территории, но и помимо этого, мне кажется, что любые параллели, которые можно сделать на основе афразийской, сино-кавказской и индоевропейской мифологии и лингвистики, будут правомерны, так как все эти три языковые филы связаны единым ареалом происхождения, восхождением, по видимому, к единому передневосточному палеолитическому прототипу и сохраняют в рамках каждого народа, каждой национальной мифологии и каждой языковой традиции многие архаичные черты, которые так или иначе восходят к этому первоначальному периоду, периоду перехода от охотничьего хозяйства к скотоводческому или земледельческо-скотоводческому и выражают понятия, сложившиеся в рамках этого перехода или даже перед этим переходом. Для понимания коннотаций в рамках бинарных оппозиций и связанных с этими жертвенными животными, с бараном и быком нужно и правомерно привлечь китайский материал, потому что именно в китайской идеологии они структурно выражены наиболее четко. Это оппозиция инь-ян. Это диалектическое единство и борьба противоположностей, существующие в человеской природе. Инь покрывает огромный пучок значений, и такой же точно пучок оппозиций покрывает собою ян. Инь это темное, ночное, лунное, влажное, холодное, северное, западное, и так далее. Ян, это, напротив, светлое, дневное, горячее, сухое, солнечное, южное, восточное и так далее. К этому следует добавить, что инь это прежде всего женское начало, а ян – это мужское начало. Можно полагать, что эти оппозиции инь и ян, которые так эксплицитно присутствуют в китайских философских категориях, имплицитно существуют и в мышлении всех народов, связанных с разведением крупного и мелкого рогатого скота, по крайней мере, указанных фил и семей, народов, языки которых возникли в этом регионе, и производящая культура которых отсюда распространялась на более обширную территорию.Для этого наиболее важно то, что в категорию ян входит солнечное, горячее, мужское, овечье, лошадиное. В том, что касается пола скота, понятно, что параллелизм мужского выпуклого и женского вогнутого особых объяснений не требует. Другое дело – горячее и холодное. Мы можем найти доказательства тому, что горячее - это овечье и лошадиное, скажем, в монгольской традиции и в традициях народов Центральной Азии. Скот здесь разделяется на животных с горячим дыханием и на животных с холодным дыханием. Овцы и лошади – это животные с горячим дыханием, а все прочие, козы, коровы, верблюды и яки – это животные с холодным дыханием. И престижно мясо животных с горячим дыханием, и сами эти животные стоят выше, чем животные с холодным дыханием. Соответственно, в оппозициях мы можем этому ян, солнечному, горячему, овечьему, лошадиному, противопоставить лунное, холодное, женское инь. А в том, что касается скота, я осмелюсь утверждать, что козье, бычье, оно же вогнутое, влажное и так далее. Эта двойственность прослеживается еще в палеолите, где противопоставляются дикие кони и дикие быки. С конями связаны солнечные коннотации, с быками, с самого начала, лунные коннотации, которые определяются двурогим лунным серпом как изображением на небе бычьих рогов, полумесяцем на лбу быка в древнейших изображениях в Мессопотамии и другими символами. Кстати, следует отметить, что восприятие лунного серпа в качестве бычьих рогов естественно в относительно низких широтах северного полушария, где в своей первой фазе месяц представляет собой некое подобие ладьи или тех же самых бычьих рогов. То есть, где вертикальная ось луны стоит более или менее горизонтально, то есть, более или менее параллельно горизонту. В северных широтах, где ось луны приближается к вертикали, такой ассоциации с рогами не возникает. И важно заметить, что это фигура первой фазы луны, то есть фигура благодатная, фигура луны растущей, луны прибывающей, фигура чего-то, символически находящегося на подъеме. Тогда как последняя фаза, наоборот, связана с представлениями об ослаблении и упадке. Излишне говорить, что в южном полушарии все это совершенно наоборот, но южное полушарие к интересующей нас теме, оппозиции бараньего и бычьего, отношения не имеет. Если солнечно-конная мужская коннотация не вызывает сомнения, то бычью или коровью коннотацию нельзя считать чисто женской. Она скорее двойственная, андрогинная, что выражается и в жертвенной роли. И не только бык, но и корова для закланья приемлемы и предписаны, скажем, именно на свадебных торжествах. Тавромахии, которые мы можем наблюдать на критских и крито-микенских росписях, представлены и юношами и девушками. Именно там, в жертву приносились и юноши и девушки. С лошадью вы не встретите опасных коннотаций, с быком - сколько угодно. Убивает Минотавра Тесей, но не один, а с помощью Ариадны, и уничтожение Минотавра происходит в двуполой, андрогинной форме, форме сотрудничества мужчины и женщины. Несколько слов хочется сказать о предписании армянского народного жертвоприношения, которое в той или иной форме встречается и у других народов Кавказа. Эта однозначность сочетания мужского и солнечного прослеживается во многих культурах, хотя она не абсолютна. В некоторых культурах, где ярко представлено многобожество, скажем в японской культуре, солнечное божество Аматэрасу – это женское божество, а луна - мужское. В некоторых других традициях тоже можем найти такое распределение. Даже в индоевропейской традиции, в немецком языке, солнце женского рода, а луна мужского рода, хотя в близкородственном английском солнце – это мужское начало, а луна – это женское начало. В современном языке такого различия по родам между светилами не производится, но во многих произведениях современной поэзии оно имеет место. И если мы обратимся к творчеству Льюиса Кэррола, скажем, к его замечательной балладе “Морж и плотник”, то в зачине этой баллады совершенно ясно, что солнце - это мужской род, а луна – это женский род. А мне кажется, что творчество Льюиса Кэррола настолько пропитано архитипическими интуициями, что его привлечение в качестве сравнительного материала вполне уместно. В традициях кавказских народов, то есть в традициях тех народов, которые вышли из Переднеазиатского региона и распространили свои языки на большей части мира все таки преобладает коннотация солнца как мужского и луны как женского начал. Однозначно мужское в жертве конем, которое на Кавказе почти не распространено, но широко распространено в степном и в индоарийском мире, и в жертве бараном преодолевается правилами приготовления. Жертва бараном должна вариться только в вогнутом сосуде. Это может быть сделано и на природе, но в сакральном случае, например, в случае поминок, мясо барана должно вариться в доме, во дворе, в отгороженном пространстве. При этом участвуют женщины, то есть это эндокухня, тогда как изготовление бараньего шашлыка – прерогатива мужчин, оно имеет демонические коннотации, оно происходит не дома, оно происходит в диком поле, оно делается на вертеле, то есть мясо насажено на вертел, а не положено внутрь горшка, это – экзокухня, чем подчеркивается ее мужской характер. Ни в коем случае из жертвенного барана и жертвенной пищи не может быть приготовлен шашлык, и мясо его не может быть зажарено. Есть огромное количество ограничений, связанных с этим жертвоприношением.

Сейчас я перейду к другой системе доказательств бинарной оппозиции бараньего и бычьего начала. Материал Центральной Азии с разделением на животных с горячим дыханием и холодным дыханием я уже процитировал. Сейчас я буду рассматривать отчасти центральноазиатский, но преломленный в китайской традиции материал, материал, вошедший в китайскую традицию. С другой стороны, я буду рассматривать чисто китайскую иероглифическую традицию. Начнем с понятия, имеющего несомненно не китайское, а именно центральноазиатское происхождение. В наши дни практически всем известен двенадцатеричный животный цикл. Цикл, который, по-видимому, восходит к навыкам жизни в круглом кочевом жилище, то есть в чуме или в юрте, и первоначально является циклом двенадцати часов, двенадцати положений солнца в течение суток, которые связаны с тем естественным циферблатом, предоставляемым в наше распоряжении внутренностью юрты, когда по направлению луча, падающего сквозь дымовое отверстие, мы можем узнать, где находится солнце в данный момент и, соответственно, который час. Более сложные, но возможные  вычисления связаны и с лунным светом, и, кроме того, понятно, что если в полдень солнце находится на юге, то в полночь, хотя его и не видно (оно - за линией горизонта), оно находится на севере. В циферблате юрты северу соответствует Мышь, а югу соответствует Лошадь. Если мы пойдем далее, то по правую руку со стороны внешнего наблюдателя (но это будет левая рука хозяина, сидящего в юрте иместо где он сидит - это место Мыши), это будут Бык, Тигр, Заяц, Дракон и Змея. И, соответственно, если мы пойдем налево вверх от Лошади, - это будут Баран, Обезьяна, Птица, Собака и Свинья. Если мы посмотрим, какие животные находятся друг против друга, то заметим, что это животные антагонисты, практически во всех случаях. Я не мог найти подтверждение только одной паре: Дракона и Собаки. Мне не удалось в мифологиях Евразии найти указания на антагонизм этих животных. Впрочем, дракон из всего двенадцатеричного цикла является единственным не реальным, а мифическим животным, о повадках которого могут быть самые разные представления. Мышь и Лошадь являются антагонистами, лошадь боится мыши, Лошадь связана с вертикалью, с верхом, Мышь связана с низом. Несомненно антагонистами являются Тигр и Обезьяна, точнее, это не столько тигр, сколько леопард, конечно. Очень часто тигр и леопард не различаются, а уж леопард и обезьяна являются биологически, генетически совершенно непримиримыми антагонистами. Антагонистами являются Свиньи и Змеи, так как свиньи преследуют змей, кабан всегда стремится затоптать змею, и свиньи являются истребителями змей еще и потому что, что с их жировой прослойкой и с некоторыми биологическими особенностями свиньи, впрочем так же как по видимому и ежи, являются в значительной степени имунными к воздействию змеиного яда. Не буду сейчас говорить об остальных парах, но все они, кроме, повторяю, Собаки и Дракона являются антагонистичными. Таким образом, следует предполагать, что и Овца и Бык, которые расположены тоже друг против друга, также следуют этому правилу антагонистичности противостоящих друг другу животных животного цикла.

И другой момент, который так же говорит нам о различении барана и быка, это материал китайской иероглифики. В китайской иероглифике большинство сложносоставных иероглифов имеют компонент, который называется детерминативом или ключом и который указывает на категорию явлений, с которым данное слово и выражающий его иероглиф относятся. Среди ключей есть насколько животных ключей, таких как насекомые, собака, свинья, лошадь, несоменно, и есть ключи бык и овца или можем считать баран. Рассмотрим, какого рода иероглифы имеют эти ключи. Их в общем не так уж много. Ну, сам по себе ключевой иероголиф – это ян, овца. Сложные иероглифы, которые идут под этим ключом, это мэй “красивый, хороший, обаятельный”, дзянь “завидный”, ян “содержать, кормить, воспитывать”, тян “благое предзнаменование”, чунь “группа, стая, отара” и “долг, справедливость, мораль, честь, героизм”. Вот, собственно говоря, основные понятие, которые связаны с этим ключом. Есть, правда, иероглиф ян, который обозначает “вред, горе, болезнь”, но этот иероглиф на самом деле имеет ключом сердце, а знак овцы ян является здесь только лишь фонетиком и по-видимому, в смысловом составе иероглифа значения не имеет. Таким образом, с ключом овцы связаны позитивные коннотации, то есть чего красивого, хорошего, заслуживающего зависти, принципиального, то есть выражения долга, морали, чести, справедливости. Так же иероглиф, тоже имеющий чтение ян состоит из компонентов овца и пища. Может быть здесь тоже ян выступает как фонетик, но вполне возможно, что он входит и в смысловую композицию иероглифа, потому что содержание этого иероглифа – “выкармливать, воспитывать”. Чисто витальный иероглиф с данным ключом овцы это – гэн, который включает в себя помимо компонента овцы также компонент огня и означает попросту “суп, похлебка”. Обратимся теперь к иероглифам, которые имеют ключом корову или быка. Помимо самого иероглифа “бык”, он имеется с двумя дополнительными чертами значения “санки” женского экземпляра, с дополнением еще трех черт, значения самца, то есть мужского экземпляра. Таким образом, амбивалентная, андрогинная природа в двух простейших вариациях данного ключа выступает достаточно ясно. Кроме того, в сочетании быка и свиньи мы получаем иероглиф у, как обозначают вообще единицу товара или какую-либо предметную единицу, ну, первоначально очевидно единицу товара, и это понятно, потому что не столько овцы, сколько быки и свиньи в Древнем Китае являлись вот такой денежной единицей. Дальше мы можем видеть иероглиф му, который тоже означает “кормить”, но не “вскармливать, воспитывать”, а просто “пасти, разводить скот”. Иероглиф шэн “принесение животных в жертву”, само по себе “жертвенное животное”, иероглиф као “гостеприимно принимать” с пометой “особенно в ответ на оказанные услуги”, “угощать, угождать”. Здесь речь идет о питании, ну о питании в чисто витальном смысле. И, наконец, си ”жертвенное животное, жертва”, но в отличие от тян с ключом барана это не специфически благоприятное предзнаменование, полученное на жертве, а жертвенное животное вообще. Таким образом можно видеть, что именно с бараном свойственно понятие благодати, тогда как с крупным рогатым скотом связаны скорее нейтральные, витальные коннотации. И в индоарийской, индоиранской традиции понятие “фарна”, то есть благодати, благости, благой судьбы, благословения тоже имеют именно такие солнечно-бараньи коннотации.

Резюмируя, можно сказать только лишь в виде некоторой предварительной догадки, которая конечно требует дальнейшего детального изучения: мы можем считать что есть некоторые подтверждения высказанной рабочей гипотезе о том, что в культе и жертвоприношении барана, с одной стороны, быка с другой стороны, нашли отражение две разные и во многом противоположные культовые традиции, которые были связаны и с разными хозяйственными управлениями и с разными идеологическими системами, хотя этнически и языково они могли сосуществовать в одних и тех же коллективах.