И.Крупник
Шаман Акыр и моржовое лежбище
Посвящается Левону Абрамяну
Игорь Крупник[1]
Приводимый рассказ, возможно, будет выглядеть необычно среди других текстов в этом юбилейном собрании в честь моего друга и коллеги Левона Абрамяна. Но рассказ этот – подлинный, и выбран он потому, что был когда-то записан с участием Левона. Уверен, что он помнит эту историю, как и самого рассказчика, пожилого эскимоса из поселка Провидения на Чукотке по имени Иван Иванович Ашкамакин.
Случилось это в 1979 г. К тому времени мы с Левоном закончили аспирантуру в московском Институте этнографии (ныне Институт этнологии и антропологии) и уже защитили свои кандидатские диссертации. Левон вернулся в Ереван и переходил от мира австралийских праздников и первобытной мифологии к занятиям армянской этнографией. Но наша дружба и общение не прерывались; более того, крепло желание познакомить друг друга со своим этнографическим «полем». Так возникла идея пригласить Левона в экспедицию на Чукотку, в поселки азиатских эскимосов и на памятник «Китовая аллея» (см. Арутюнов, Крупник, Членов 1982). Левон оказался прекрасным партнером и спутником: внимательным, ответственным и неприхотливым (Фото 1). Он был нашим отрядным фотографом и сделал множество фотографий Китовой Аллеи, а также портретных снимков в эскимосских поселках. Его фотографии из той поездки были затем опубликованы в книге «Китовая аллея» (1982) и сборнике рассказов эскимосских старейшин «Пусть говорят наши старики» (Крупник 2001).
Вчетвером, вместе с этнографом Михаилом (Микой) Членовым и эскимосом Анатолием Тагитуткаком, мы прожили три недели в охотничьей избушке у Китовой аллеи. Каждый вечер мы с Микой засыпали на полу под тихий голос Левона, который перед сном пересказывал Тагитуткаку мифы австралийских аборигенов. Перед возвращением в Москву мы перебрались в районный центр Провидения, где познакомили Левона с нашими местными друзьями-эскимосами. С ними надо было еще провести несколько бесед о Китовой Аллее, и Левон с радостью принял участие в записи этих интервью. Одно из них стало основой приводимого ниже рассказа.
Несколько слов о рассказчике. Иван Иванович Ашкамакин (1911–1991) – эскимос, уроженец старинного селения Унгазик, по-русски «Старое Чаплино» на Чукотке. Подлинное имя Ашкамакина звучит по-эскимосски Ашкамакын – от слова Ашкамак или Ыркамак, что означает угловой столб, к которому крепилось внутреннее спальное помещение (полог) в традиционном эскимосском жилище. Уже потом он стал зваться по-русски «Ашкамакин», а затем и «Иваном» и даже с возрастом «Иваном Ивановичем».
Ашкамакин прожил долгую жизнь. Его детство и юность прошли в традиционном эскимосском поселке, где люди жили в жилищах, покрытых моржовыми шкурами, и выходили в море и на лед охотиться на китов и моржей. Это был настоящий традиционный мир, наполненный праздниками и обрядами, сложными отношениями, рассказами охотников и воспоминаниями стариков. Ашкамакин овладел русским языком в 1920-е годы, когда стал комсомольцем и молодым советским активистом. Он работал, как тогда говорили, «ликвидатором неграмотности»; потом был направлен в Ленинград на учебу в Институт народов Севера. Вернувшись, прошел все ступеньки, положенные тогдашнему национальному активисту: был председателем колхоза и сельского совета, членом Райкома; ездил на окружные партконференции; выступал с речами и получал ордена. Женился, имел большую семью, вырастил десять детей. Словом, был надежным «столбом», на котором держался уклад окружавшей его жизни.
Выйдя на пенсию, Ашкамакин переехал с семьей в квартиру в районном центре Провидения и по вечерам работал вахтером в здании администрации. Здесь и проходили наши встречи в мои приезды на Чукотку в 1970-е и 80-е годы. Сдержанный, даже суровый человек, Ашкамакин искренне радовался новому слушателю, и с удовольствием, необычным для его биографии, вспоминал о своем детстве и традициях своего народа. Иногда это были истории, порой более свободные беседы, которые я записывал на пленку по-русски, а потом переносил в тетради. Так у меня накопилась целая серия «рассказов Ашкамакина». Большинство их были потом напечатаны в сборнике «Пусть говорят наши старики», откуда и взят с некоторыми сокращениями этот рассказ (2001, с. 488–490). Для меня это была уже четвертая поездка к эскимосам; но можно представить изумление, которое охватывало Левона, когда он слушал, например, такой рассказ:
Как шаман Ак,ыр захватил лежбище
«Чья земля (остров) Аракамчечен - я не знаю. Потому что эскимосы там жили раньше и чукчи тоже. Этих аракамчеченских чукчей вообще плохо знаю. Вот так слышал про Ак,ырына, шамана, и других оттуда.
Ак,ырын (Ак,ыр) был родом откуда-то с севера, из Мечигмена. Его родственники, кто живой сейчас, все живут в Янракынноте; но мужчины их уже умерли, только женщины остались. Ак,ыр был чистый чукча, потому что Мечигмен - старый чукотский поселок. По-чукотски называется Мечигмен, по-эскимосски – Масиг,ми, но слова вроде близкие. Не сам Ак,ыр оттуда, может отец его, потому что Ак,ыр уже давно здесь жил.
Как (я) себя помнить стал (около 1915 года), Ак,ыр всегда в одном месте жил на Аракамчечене. То место возле моржового лежбища, К,иги или К,игими по-нашему называется. Помню, когда мы еще в Майн,ыгук,е жили, мне наверное лет шесть или восемь было, мы туда ездили на лежбище. Там было две яранги: Ак,ыр и второй человек с ним. Его К,ытта звали; он потом с острова уехал. Он тоже чукча, какой-то родственник Ак,ырыну, сам из Майнырана. Такое место на материке между Гытляниным и Аляеном.
У Ак,ыра три жены: Рулътын,а, Ралин,аут и Гиwын,а, или Гиwын,аwын, она потом в тундре умерла. Все три чукчанки, но откуда они, не знаю. Двух первых я видел, а третью, Гиwын,аwын, нет. Она, говорят, раньше в тундре пропала […].
Ак,ыр по-эскимосски никогда не говорил, только по-чукотски. Он иногда к нам приезжал в Майн,ыгук,. И я однажды с отцом ездил к ним на лежбище. Там у него одна большая яранга стояла. Через несколько лет потом к нему еще один человек пришел, Ятолин его звали. Он перешел туда, потому что его сын женился на дочке Ак,ыра, и вместе стали жить. Их дети сейчас в Янракынноте.
Ак,ыр жил ближе к лежбищу, но лежбище раньше было в другом месте, ближе к сопкам. Туда на лежбище все приходили – чукчи янракыннотские и другие. Но Ак,ыр им самим не давал охотиться. Только он мог моржей убивать, а остальные ему просто помогали, убирали (мертвых и задавленных моржей). А потом он уже этим, кто приходил, мясо кусками отдавал. Так я слышал.
Ак,ыр считался хозяин лежбища, потому его все боялись. Так говорят: если кто куда приехал, где нет никого, значит он хозяин и мог (к себе) не пускать. Ак,ыр даже этих сначала не пускал - Ятолина семью, чей сын на его дочке женился. Плохо к ним относился, мяса им совсем не давал. Даже слышал, что мясо он отнимал у Ятолина семьи, если они сами что-то добудут, моржа или нерпу или еще что.
Этот Ак,ыр шаман был. У него все шаманское: бисер, бусы, украшения, и привязанные (амулеты) все разные. Ак,ыр был с большой бородой, но так не очень крупный, средний мужчина. У него так интересно было: наши сразу узнали, что он жену свою в тундре убил. По нашим обычаям раньше, если человек человека убьет, то волосы на половине головы отрезает. У него тоже такой обычай. И когда наши однажды увидели, что у него половина головы очищенная (обстриженная), то сразу поняли, что та жена, Гиwын,аwын, которая в тундре пропала, на самом деле не умерла. Он ее убил. У него были косы длинные с двух сторон, а потом наши раз увидели, у него коса осталась только с одной стороны. А другую он ножом отрезал - чисто совсем на голове сделал. Такой был обычай старый у чукчей и у эскимосов тоже: если кто человека убьет, так делали».
Рассказ про шамана Ак,ыра был частью долгой беседы, которая заняла весь вечер. Ашкамакин рассказал нам истории еще про трех других известных шаманов, которых он по-русски называл «фокусниками», про шаманское лечение, про слепых и «летающих» шаманов, про карлика Талъимак,а и даже про мужчину, который родил ребенка. В общем, это был настоящий этнографический пир. Когда все, наконец, утомились и Ашкамакин кончил говорить, раздался тихий голос Левона: «А когда Ак,ыр убил свою жену, с какой стороны он остриг волосы: с правой или с левой?»
Мы с Ашкамакиным повернулись к нему в полном изумлении. Ашкамакин не ожидал услышать такое от незнакомого молчаливого человека и, видимо, давно забыл, где Ак,ыр отрезал себе косу почти шестьдесят лет назад. Я, конечно, знал, что Левон в то время работал над темой «двойника», зеркального отражения, право-левых образов; и было понятно, что, совершив убийство, человек должен был подать внешний знак об этом в соответствии с символическими законами своей культуры. Вопрос Левона был, следовательно, не только уместный, но и очень точный. Одним этим вопросом он переводил разговор из жанра устной истории («былички») и воспоминаний («меморатов»), пусть и о шаманах, в плоскость культурного символизма. Увы, в тот вечер такой переход не состоялся, потому что Ашкамакин не помнил нужных деталей. Мы еще немного поговорили о том, обрезали ли волосы, если убитый был из своей семьи или из чужой (обрезали в обоих случаях), если это случалось на войне (не обрезали); умел ли Ак,ыр «лечить» (не умел), и разговор угас. Но в тот день Левон показал мне, как одним вопросом можно мгновенно повернуть жанр беседы, тему диалога и даже уровень получаемой этнографической информации. Надо только знать, как спросить...
Впоследствии Левон познакомил меня со своим «полем»: сначала в высокогорном селе Наур, где я составлял родословные армянских стариков, а потом на Театральной площади в Ереване осенью 1988 г. Тогда на наших глазах творилась история, и Левон—с невозмутимостью летописца и с блокнотом этнографа—собирал материалы для своей темы «Народ на площади». Потом были еще многие встречи на разных берегах (Фото 2).
Вероятно, мы никогда уже не будем вместе интервьюировать эскимосов на Чукотке и потому не узнаем, с какой стороны Ак,ыр отрезал себе волосы, когда убил свою жену Гиwын,аwын. Но я бесконечно благодарен Левону за то, как изящно он показал, что это надо было спросить, и за то, что уже более тридцати лет мне дано счастье человеческого и интеллектуального общения с ним. И, находясь теперь от него за многие тысячи километров, я искренне завидую тем, кто имеет это счастье рядом и каждый день...
С днем рождения, дорогой Левон!
Арутюнов, С.А., Крупник И.И., Членов М.А. 1982 Китовая аллея. Древности островов пролива Сенявина. Москва. Наука. С фотографиями Левона Абрамяна.
Крупник, И.И. 2001 Пусть говорят наши старики. Чукоткам юпигита ун,ипамсюгит: Рассказы азиатских эскимосов-юпик. Записи 1975-1987 гг. (Составление и запись И.И.Крупника, редактор Л.Айнана). Москва. Российский институт культурного и природного наследия. 528 с. Фотография на обложке Левона Абрамяна.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] Arctic Studies Center, Department of Anthropology, National Museum of Natural History, Smithsonian Institution, Washington, DC 20013, USA krupniki@si.edu
